Она оказалась подо мной, а я невольно уперся рукой в левую грудь. Тут же отдернул и вызвал краску на лицо, чтобы показаться крайне смущенным. Хотя, ощущения мне очень понравились. Настолько понравились, что даже пришлось резко повернуть бедро. Чтобы не упереться… мобильником…

Губы Кацуми оказались напротив моих. Глаза в глаза, нос в нос. Романтическая ситуация, ничего не скажешь… И черт побери, она была такой… такой… Головокружительной, что ли? Я и в самом деле едва не потерял над собой контроль, вовремя успев отдернуть потянувшиеся было губы…

И это в новом теле. Что бы произошло, если бы я остался в теле Изаму?

— Извини, — пробурчал я, бочком слезая с Кацуми и стараясь, чтобы мой пах не сильно выпирал вперед. — Я не рассчитал.

— Да это я не рассчитала… Ничего. Всё же нормально?

Я посмотрел на Кацуми. На её щеках возник румянец, дыхание стало более бурным, глаза заблестели. Похоже, что не только я один возбудился от нашей борьбы…

— Да, всё нормально. Я просто…

Губы Кацуми не дали мне договорить. Она неожиданно подалась вперед и поцеловала так горячо, что на миг я даже растерялся. Её глаза заполнили всё пространство, вся окружающая реальность перестала существовать, а в голове взорвалась Сверхновая.

Сколько времени длился этот поцелуй? Я не могу сказать, так как потерял счет времени. На мгновение я вернулся в то время, когда в своём мире в первый раз поцеловался.

Я тогда провожал девушку домой после фильма. С Невы тянул пронизывающий ноябрьский ветер, швырял нам в лицо мелкие капли питерской мороси. Мы продрогли до нитки, зонтики скорее мешали, чем помогали скрыться от непогоды. На Наташку было жалко смотреть и в то же время она была такой красивой и желанной, что я бы прошел вечность под ударами непогоды — лишь бы идти рядом.

А уже потом, забежав в парадную, мы остановились возле лестницы первого этажа. Тогда-то и случился этот неумелый первый поцелуй. Сначала было неловкое молчание, напряженная работа ума — чтобы ещё ляпнуть, а потом… Потом я взял Наташку за руку, появилось легкое покалывание в пальцах. Она опустила глаза вниз, а я подался на встречу мокрому лицу… Наши губы соединились…

И тогда тоже вспыхнула чистая энергия, осветившая старый подъезд ярче трехсотваттной лампочки. Колени чуть ослабели, а сердце попыталось проломить грудную клетку, колотясь со страстью пленника, который проснулся в неизвестном месте.

И тот оказался настолько ярким событием, что вся его прелесть затмила вонь кошачьей мочи, расписанные стены, обгрызенные временем перила. Это была маленькая граница, перешагнув которую, я прекращал быть мальчишкой, а становился юношей. Возможно, это воспоминание было одним из тех десятков моментов, которое можно назвать счастливым. Вот то, что это мгновение было волшебным — не ходи к гадалке.

Всегда нужно быть готовым к волшебству — оно же рядом, оно происходит. Вот только человеческий мозг не может принять природу волшебства и старается подвести всё под научную теорию.

И всё равно я не был готов к тому, что губы Кацуми соприкоснутся с моими. Я опешил, поддался чувствам и воспоминаниям, а окружающая реальность не замедлила шарахнуть по башке.

— Акика всё любила делать по-своему. Когда все девочки учились целоваться на помидорах, она тренировалась на огурцах. Позже выяснилось, что не прогадала, — раздался едкий голос Сэтору Мацуда.

Кацуми тут же отпрянула от меня. Она покраснела, её грудь бурно вздымалась — или от гнева, или от неожиданности. Мне хотелось думать, что от возбуждения.

Сэтору стоял в нескольких шагах от нас. Скалился так, что можно было увидеть трусы через глотку. Рядом с ним стояла Кимико. Улыбка на её губах варьировалась от границ досады до злобного ехидства. Она явно наслаждалась нашим смятением.

Сам этот момент походил на один из тех неприятных эпизодов, когда вы идете по улице жарким днем, наслаждаетесь ледяным мороженым в вафельном стаканчике, а в эту секунду какой-то пернатый снайпер решает опорожнить свой кишечник. И всё это дерьмо попадает на мороженое… И ваше счастье, если вы успеете заметить привес в стаканчике…

— Как всегда, Мацуда-сан, скорость вашего языка превышает скорость вашей мысли, — произнес я, не показывая, что смущен или раздосадован.

Не дождетесь!

— Это очень хорошо, хинин, что ты помнишь о моей скорости, — улыбка Сэтору стала ещё гаже. — Знаешь ли ты, что возможность быстрого нахождения общего языка очень зависит от техники поцелуя?

Кацуми хватило времени, чтобы взять себя в руки. Она усмирила дыхание и процедила:

— Надеюсь, что мы показали вам, как это правильно делается? Сэтору, ты успел записать? Или тебе снова зарисовывать нужно?

Губы Сэтору чуть дернулись. Но он не показал вида:

— От порнографических рисунков у меня изжога, а целоваться я предпочитаю на шикарной кровати, а не на голой земле, как это делает нищета Токио…

— Да? Поэтому до сих пор нецелованный? — подколол я в ответ.

— Что ты имеешь в виду, Изаму? — подала голос Кимико.

— Что имею, то и введу. Тебе ли не знать, Миура-сан? — ответил я и не дал ей ответить. — Но не будем о грустном! Вы ведь куда-то шли? Мы не смеем вас задерживать и доедим свои обеды. Или вы тоже на это пялиться будете? Могу поделиться креветочкой, — я достал из бэнто небольшую красновато-розовую закорючку. — Вот, Сэтору, твой любимый цвет и твой любимый размер…

Губы Сэтору дернулись ещё раз. Он явно собрался мне ответить позлее, поэтому я быстро зарылся в свои хранилища подколок. Победа в словесной дуэли должна достаться мне!

Пауза затягивалась. Подходящие слова явно не находились. Да, похоже, что ситуация в Хино-хеби не шла на пользу оябуну, раз он начал так тормозить. Рядом были девушки из аристократических семейств, поэтому сделать выпад Сэтору нужно утонченный и донельзя презрительный. Ответить матом ему не позволяли находящиеся рядом.

Ответить так, чтобы не уронить лицо, мог позволить себе только я. Порой низкое происхождение давало небольшое преимущество перед аристократией. Быдло в переполненном автобусе всегда в выигрыше перед интеллигентным человеком, если только второй не занимается боксом.

— Идем, Сэтору, этот человек вряд ли сможет оценить всю остроту твоего ума, — Кимико потянула моего недруга за руку.

— Почему же, по оценке от одного до пяти я бы сразу выбрал единицу, — моментально отреагировал я.

— Не удивлен, что ты любишь это число, ведь оно совпадает с уровнем коэффициента твоего интеллекта, — процедил Сэтору.

— Ух, какие сложные слова ты знаешь. Наверное, отец тебя не зря учил, — почувствовал, что ещё немного и доведу его.

Да, ударил по гнилому… И вот ни капли в этом не раскаиваюсь! С моральными уродами стоит поступать так, чтобы больше не возникло желания лезть к вам. Резко, жестко, без угрызений совести. Пусть кто-то вещает о благородстве, а я не благороден — я и в табло зарядить могу, и матом обложить по первое число.

И в этом моя сила!

Тут нечем гордиться, но и страшиться этого не стоит. Всё равно, что под новым пиджаком пытаться спрятать грязную старую рубашку. Лучше принимать себя таким, каким есть, а уж что подумают о вас враги — вас это должно занимать в самую последнюю очередь.

— Пока, хинин, — севшим голосом проговорил Сэтору.

— Покакаешь дома, — в конец обнаглел я и улыбнулся точно такой же улыбкой, какой до этого улыбался Сэтору.

Вернул ему его же первый удар.

Кимико фыркнула в ответ. Неопределенно фыркнула. Я даже не понял — она или засмеялась над моей подколкой, или же возмутилась моим поведением. Предпочту думать, что сделала первое. Сэтору же выпрямился, словно ему в жопу воткнули лом, и с видом напускного безразличия удалился.

Они отошли на приличное расстояние, когда Кацуми покачала головой и сказала:

— Теперь я понимаю, почему бы покраснел император, если бы вы разделили трапезу.

— Ну нет, император не такой противный, как Сэтору, — хмыкнул я в ответ. — К тому же, я могу вести себя за столом и даже иногда не подбираю куски с пола.